Всего несколько десятилетий назад в исторической науке, под влиянием постмодернизма, преобладало скептическое и даже негативное отношение к «большому нарративу».

Микроистория оттесняла макроисторию, конкретика фактов и событий оценивалась выше «придуманных» обобщающих теорий. Однако в последнее время ситуация заметно изменилась: вновь растет интерес к концепциям, которые позволяют увидеть историю «с птичьего полета», охватить ее как единое целое, выявить стержневые линии и закономерности исторического процесса.

Историческая наука, безусловно, нуждается в пересмотре и переоценке традиционных, привычных представлений о всемирной истории. Многие известные историки не удовлетворены тем, что всемирная история рассматривается как ряд отдельных историй разных народов, которые — кто быстрее, кто медленнее — переходят от первобытности к цивилизации, от эпохи Древнего мира — к средневековью, а затем к новому и новейшему времени, или от аграрного общества — к индустриальному и постиндустриальному¹.

В наши дни нужны новые идеи и концепции, новые теоретико-методологические подходы, релевантные нынешнему состоянию науки в целом — не только гуманитаристике, но и естественно-научному знанию, которое формирует холистическую картину мира, во многом противоположную ньютоновско-картезианской. Отметим, что важнейшим мировоззренческим ориентиром современной постнеклассической науки является стремление рассмотреть человека, общество, историю в очень широком контексте — в их связи с мирозданием в целом.

Эта тенденция, в формировании которой огромную роль сыграла квантовая физика, особенно отчетливо проявляется в синергетике, социобиологии и эволюционной биологии, глобальном эволюционизме и так называемой Большой истории (Big history), которые пытаются включить историю человечества в историю эволюции Вселенной, начиная с Большого взрыва (Big Bang)².

Ориентация науки на постижение единства мироздания ставит перед гуманитариями, в том числе историками, очень сложную и очень значимую задачу: показать «вложенность» человека и общества в «коммуникативную сеть мироздания» (Грегори Бейтсон), обнаружить, как писал выдающийся французский философ Эдгар Морен, переплетения «космофизической вселенной и антропосоциальной вселенной», их взаимодействия и взаимовлияния³.

Пока историческая наука только приступает к решению этой задачи, выдвигая и апробируя различные идеи и теории. Авторы данной статьи надеются, что предложенный ими интегральный подход к всемирной истории⁴ внесет свой вклад в этот творческий процесс и вызовет интерес у представителей разных научных дисциплин — и гуманитарных, и естественных, поскольку открывает широкие перспективы не только для междисциплинарных, но и для трансдисциплинарных исследований, крайне востребованных в современной науке.

Хотелось бы подчеркнуть, что междисциплинарность представляет собой кооперацию существующих отдельно дисциплин (как правило, временную) и обмен информацией между ними. Трансдисциплинарность предполагает наличие некой общей когнитивной схемы, универсальной познавательной модели, которую могут использовать различные науки⁵. Трансдисциплинарные исследования, таким образом, проходят сквозь дисциплинарные границы, объединяя дисциплины. В интегральном подходе такая общая модель строится на основе концепции интегральности, которая разрабатывается М. Лайтманом и его коллегами.

1. Концепция интегральности

Интегральность мы понимаем как⁶ универсальный принцип организации сложных систем (природных и социокультурных), в которых высокий уровень дифференциации сочетается со столь же высоким уровнем интеграции — взаимной «подстройки», взаимной согласованности всех разнообразных элементов и их коэволюции. Баланс между дифференциацией и интеграцией достигается за счет того, что каждый элемент существует в той или иной степени «для себя», выполняет «эгоистическую» программу выживания, однако выполняет ее лишь в определенных пределах — в той мере, в какой это не противоречит интересам системы в целом, т.е. одновременно «альтруистически» работает на ее поддержание.

Понятия «альтруизм» и «эгоизм» в современной науке. Понятия «эгоизм» и «альтруизм» играют центральную роль в концепции интегральности, которая и в этом отношении вполне согласуется с современной наукой, активно их использующей, — в первую очередь с социологией, социальной психологией, эволюционной биологией и т.д.

Трудно переоценить тот факт, что сейчас явно происходит пересмотр традиционных представлений о ведущей роли естественного отбора как беспощадной борьбы за существование, оправдывающей эгоизм во всех его проявлениях. Наука все больше осознает эволюционную значимость сотрудничества, взаимопомощи, солидарности. Это нашло отражение, в частности, в весьма популярной идее коэволюции — сопряженного, взаимосогласованного развития различных систем и элементов, их составляющих.

Эволюция альтруизма и кооперативного поведения у общественных животных и человека в последнее время привлекает пристальное внимание представителей социобиологии и эволюционной биологии, которые полагают, что альтруизм имеет исключительное значение в эволюции живой природы, начиная с бактерий, и человека (и биологической, и социальной), — наряду с конкуренцией, генетическим обменом, мутациями и т.д.

Ряд ученых, которые занимаются проблемами глобальной эволюции, полагают, что «со времен появления первых ядерных клеток 2 миллиарда лет назад жизнь на Земле прошла через неуклонно усложняющиеся формы кооперации и совместной эволюции»⁷. Кооперативность прослеживается на уровне неорганической материи: в мире квантовых частиц (теория бутстрапа Дж. Чу), на этапе химической эволюции.

Кооперативность обнаруживают в «поведении» плазмы, а также на генно-молекулярном уровне: геном представляет собой сложный, иерархически организованный, интегрированный ансамбль генетических информационных единиц, появившийся в результате их коэволюции. Установлено, что кооперативный эффект» лежит в основе эмбрионального деления клеток⁸.

По такому принципу организована биотическая регуляция — сложнейшие процессы оптимизации окружающей среды биотой: именно «сотрудничество» разных видов организмов создает возможность поддерживать условия, пригодные для жизни на нашей планете. Число примеров такого рода очень велико, и все они свидетельствуют о том, что «коммуникативная сеть» мироздания начинает открываться науке во всей ее сложности.

И, наконец, социология и социальная психология исследуют мотивацию альтруистического поведения, без которого невозможна общественная жизнь, процессы, способствующие укреплению солидарности или, наоборот, росту эгоистической конкуренции в социуме.

Подводя итоги этого беглого обзора, следует сказать, что в современной науке понятие «альтруизм» фактически стало синонимом понятий «кооперация», «сотрудничество», «взаимопомощь», «взаимоподдержка» и т.д. — в противовес эгоизму, который трактуется как конкурентная борьба за те или иные преимущества и «социальный паразитизм», кстати, имеющий место не только в обществе, но и в природе.

Альтруизм и эгоизм в интегральном подходе. В концепции интегральности значение понятий «эгоизм» и «альтруизм» гораздо шире и сложнее, а потому лишь отчасти совпадает с тем, которые приняты в научном дискурсе. В чем же заключаются различия? Прежде всего, эгоизм и альтруизм оцениваются не только как разные стратегии поведения, которые дают эволюционные преимущества видам, сообществам, индивидам.

В интегральном подходе эгоизм и альтруизм представляют собой главные движущие силы эволюции, которые определяют принципы организации и динамику развития всех уровней и подсистем мироздания, всех его элементов: от субатомных частиц до мегагалактик, от царства минералов до человеческого общества и самого человека.

Первичной и наиболее важной является альтруистическая сила (или желание отдавать), поскольку именно в ней заключено творческое созидательное начало, «энергия сотворения». Эта сила формирует мироздание и придает ему качества системности, взаимозависимости и взаимовключенности.

Под ее воздействием микрочастицы объединяются в атомы, клетки организма функционируют как единое целое, люди объединяются в сообщества. Любовь к ближнему, самопожертвование, идея общего блага, ощущение себя частью целого (социальной группы, человечества или даже мироздания) — все это также различные проявления альтруистической силы.

Эгоизм, в отличие от общеупотребительного значения этого слова, отнюдь не сводится к конкуренции и стремлению приобретать некие блага в ущерб другим. Скорее, его можно определить, как желание каждого элемента мироздания существовать, сохранять свою целостность и, следовательно, получать, поглощать нечто из окружающей среды. Используя терминологию А. Бергсона, можно сказать, что в эгоистической силе воплощается энергия «жизненного порыва».

Сила эгоизма, направленная на индивидуализацию, выполняет важные функции в эволюционном процессе, способствую дифференциации и увеличению внутреннего разнообразия мироздания. Вместе с тем, чрезмерный рост эгоизма наносит ущерб системности, чреват дезинтеграцией, и в данном случае действие этой силы имеет негативный характер.

Обе силы неразрывно связаны: между ними устанавливаются сложные отношения, в которых имеет место противостояние, борьба и взаимодействие, взаимопроникновение. В «поле напряженности», возникающей между двумя полюсами, и разворачивается глобальная эволюция, которая запускает и выводит на первый план попеременно то интегрирующие, то дезинтегративные процессы.

Эгоистическая сила способствует усложнению систем, а альтруистическая — достижению более высокого уровня их структурированности, т.е. зрелости и оформленности, создает условия для перехода на новый уровень эволюционной сложности, который вновь приводит в действие эгоистическую, разъединяющую силу.

Таким образом, интегральный подход позволяет, с одной стороны, вполне органично включить человека и общество в его исторической динамике в общую картину мироздания, а с другой — показать их специфику и принципиальные отличия от природных систем. Действительно, степень интеграции и дифференциации, соотношение кооперативности и конкуренции, альтруизма и эгоизма, а также формы, в которых эти универсальные силы проявляются, способы их регуляции очень различны и в разнообразных природных системах, и тем более в системах социокультурных, если сравнивать их с природными.

2. Эгоизм и альтруизм в социокультурных системах

Человеческое общество, каким бы оно ни было высокоразвитым и сложным, технически продвинутым и «преодолевшим» природу, тем не менее, все-таки представляет собой одну из бесчисленных систем в гигантской макросистеме мироздания и в той или иной степени подчиняется ее универсальным законам. Разумеется, у системы «человеческое общество», как уже говорилось, есть ряд особенностей, которые кардинально отличают ее от любых других природных систем.

Это связано с тем, что человек обладает очень высоким уровнем когнитивности и Эго-сознания, столь же высокой способностью к волеизъявлению и целеполаганию, относительной свободой от диктата инстинктов и т.д. Причем, все эти качества, которые отсутствуют в природе или едва намечены, существуют, так сказать, в эмбриональном состоянии, у человека совершенствуются и возрастают — в противоположность природным объектам, которые обладают раз и навсегда заданным набором неизменных свойств.

Однако все это, как уже говорилось, не отменяет полностью влияния общих природных законов, так как человек существует внутри природного универсума и, в конечном счете, может делать только то, что «позволяет» ему природа.

Работает ли в человеческом обществе закон равновесия между эгоистической и альтруистической программами? Какие формы и особенности обретает их взаимодействие в социокультурном пространстве? И к каким результатам это приводит?

Мы полагаем, имеются веские основания считать, что на протяжении всей истории человечество развивалось по преимуществу под воздействием эгоизма. Альтруистическая сила, при всей ее значимости, никогда не представала в своем «чистом виде». Она смешивалась с эгоизмом, а нередко подавлялась им или подчинялась и отступала на второй план. И все-таки альтруизм не мог быть вытеснен полностью.

Эгоистический альтруизм в обществе. Что говорит по этому поводу наука? Ученые предполагают, что способность к альтруистическому поведению заложена в генах человека, поэтому любой из нас способен научиться вести себя «кооперативно»: генетический базис альтруизма имеется у всех, хотя у кого-то он больше, а у кого-то меньше. И, возможно, генетический этап эволюции альтруизма еще не завершен, т.е. индивидуальные различия по уровню доброты и порядочности объясняются не только внешними социально-культурными факторами (воспитанием, моральными нормами, средой)⁹.

Тем не менее, исследования показывают, что в обществе альтруистическая сила почти всегда в тех или иных пропорциях смешана с разъединяющей силой эгоизма. Человеческий альтруизм, по мнению современных психологов, социологов и социобиологов, в подавляющем большинстве случаев имеет эгоистическую основу, т.е. именно эгоизм мотивирует поступки, которые на первый взгляд являются альтруистическими. Выделяется целый ряд разновидностей такого «эгоистического альтруизма».

«Демонстративный» альтруизм (или непрямой реципрокный) служит средством «показать себя», свои достоинства и тем самым заслужить уважение окружающих или приобрести власть над ними. Психологи обнаружили, что в экспериментах этот фактор, фактически, невозможно исключить полностью, так как человек не в состоянии поверить в то, что его поступки не будут иметь никаких социальных последствий: даже косвенные напоминания о том, что за его действиями кто-то наблюдает, резко повышают склонность к альтруизму¹⁰.

Прямой реципрокный альтруизм¹¹ мотивирован ожиданием какого-либо вознаграждения со стороны общества в виде материальных благ, повышения статуса и т.д. Кроме того, человек, который, казалось бы, действует во имя общего блага, часто осознает, что не только сообщество, но и он сам будет пользоваться плодами своего благородства.

«Биологический» альтруизм, который распространяется только на сородичей, объясняется инстинктивным желанием сохранить и воспроизвести свои гены¹². Парохиальный альтруизм направлен только на «своих» (социальную группу родственников и неродственников, нацию, конфессию и т.д.), которым всегда противопоставлены некие «чужие».

Таким образом, общей чертой всех видов «эгоистического альтруизма» можно считать скрытое желание получить что-либо взамен. Совершенно бескорыстный альтруизм — явление чрезвычайно редкое. Не следует также забывать, что в отличие от представителей природного мира, которые совершают альтруистические поступки и даже жертвуют собой, повинуясь инстинктам, заложенным в них программам поведения, человек обладает свободой выбора между альтруизмом и эгоизмом и далеко не всегда оказывает предпочтение первому.

Социальная жизнь невозможна без альтруизма, однако во многих случаях каждой отдельной личности выгодно и удобно поступать эгоистически, преследуя только личные интересы.

И, разумеется, в разных социальных и экономических условиях количество альтруистов и эгоистов в обществе может заметно варьироваться. Ученые предполагают, что здесь действует принцип «балансирующего отбора»: чем больше число альтруистов, склонных к кооперативному поведению, тем легче и выгоднее быть эгоистом, который этим пользуется. Однако, если эгоистов становится слишком много, эта стратегия поведения не приносит желаемых результатов им же самим, а общество, воспринимая рост эгоизма как угрозу, начинает вырабатывать меры для его обуздания.

Тесная связь между альтруизмом и эгоизмом обнаруживается уже на ранних этапах антропогенеза. Представители эволюционной биологии утверждают, что альтруистическое поведение, точнее — способность к кооперации, очевидно, была необходима нашим далеким предкам для выживания задолго до того, как они овладели речью.

Альтруизм у древнейших людей вместе с тем был направлен в основном на членов «своей» группы и не распространялся на «чужих». Кроме того, недавно появилась весьма убедительная гипотеза о том, что альтруизм в группе развивался особенно успешно под влиянием частых межгрупповых конфликтов, когда противостояние «чужим» обострялось до предела.

Получается, что альтруизм мог эволюционировать только совместно с парохиализмом: именно такое сочетание обеспечивало группе наибольшие шансы на успех¹³. Некоторые исследователи делают еще более категоричный вывод: ни альтруизм, ни эгоизм по отдельности не приносят пользы, они должны существовать в едином комплексе.¹⁴

«Групповой» альтруизм сохранился до наших дней, отнюдь не утратив своей жизнеспособности. Правда, размер групп «своих» и «чужих» может быть и очень маленьким — ведь индивид взаимодействует прежде всего со своим ближайшим окружением, а не со всем обществом, и очень большим, если деление проходит по социальным, идеологическим, конфессиональным, национальным или расовым признакам.

И, разумеется, парохиальный альтруизм по-прежнему соединяется с эгоистическим противостоянием «чужим» и конкурентной борьбой с ними. Следует учитывать также, что интересы тех или иных групп далеко не всегда совпадают с интересами общества или даже противоречат им, а потому в рамках большого целого является эгоистическим.

Соотношение альтруизма и эгоизма в сложных обществах определяется прежде всего уровнем неравенства.

По мнению социологов, неравенство характерно практически для любого общества. Однако, безусловно, есть большая разница между неравенством в простых (первобытных) эгалитарных обществах, где оно было связано с разницей в физической силе, храбрости, уме и т.д., и с неравенством социальным.

Линий, по которым проходит социальное неравенство, разделяющее людей и вызывающее столкновение их интересов, много, причем они в основном совпадают с теми, о которых идет речь в концепции желаний/потребностей, представленной в данной статье (подробнее см. с. 10).

Ведущими обычно считаются власть, богатство, слава/известность, знание или образование, а также престиж, статус, привилегии, «капитал мастерства» (skill capital). Все перечисленные факторы представляют собой главные социальные ресурсы (блага): их неравномерное распределение создает различные формы неравенства, так как положение человека в обществе и его жизнь зависят от того, какими благами он располагает и в каком количестве¹⁵, и это является мощным импульсом для роста эгоистических желаний.

В ходе исторического развития человеческое общество становилось все более сложным по своей социальной структуре и все более «разделенным» из-за неизбежных столкновений эгоистических интересов индивидов и социальных групп. Более того, сложные общества приобретали ярко выраженный «кризисный» способ существования.

Временные подъемы экономики и культуры рано или поздно сменялись упадком; периоды расширения и укрепления государства, относительной солидарности общества чередовались с бунтами, гражданскими войнами, революциями, что нередко приводило к социальному хаосу и дезинтеграции, огромным человеческим жертвам и материальным потерям, а иногда — к гибели общества или его значительному регрессу. Причем, с течением времени ритм кризисов становился все более четким, а промежутки между ними — все более короткими.

Каковы же причины такого прерывистого развития, сопровождающегося цивилизационными «сломами»? В академической науке к их числу обычно относят природные катаклизмы, истощение сырьевых и энергетических ресурсов, нерациональное ведение сельского хозяйства, завоевания или разорительные захватнические войны, чрезмерную территориальную экспансию, которая разрушает связи между периферией и центром, злоупотребления властей, обострение социальных противоречий, ослабление солидарности и т.д.

С позиций интегрального подхода все это — следствие иных, глубинных процессов роста эгоизма. Эволюция желаний и усиление их интенсивности, практически несовместимые с гомеостазом, постоянно провоцируют нарушения равновесия, так как нацеливают общество на наращивание внутреннего потенциала, расширение границ, прорывы в новое историческое состояние и одновременно увеличивают опасную разнонаправленность множества отдельных «эгоизмов».

Эгоистическая солидарность. Разумеется, сложные общества стремятся ввести эгоизм в определенные рамки, ограничить его рост, т.е. воссоздать — только уже иными способами — тот баланс между альтруизмом и эгоизмом, который существует в природе и который спонтанно воспроизводился в обществах простых (первобытных). И это вполне закономерно: без минимального уровня справедливости и солидарности социум просто не может существовать, он распадется на отдельные группы и индивидов, преследующих исключительно свои эгоистические цели¹⁶.

Следует заметить, что поддерживать солидарность в сложных обществах в любом случае гораздо труднее, чем в малых группах, члены которых находятся в родственных отношениях или хорошо знают друг друга. В сложных обществах должна возникать солидарность особого типа — так называемая «ультрасоциальность», способность вступать в кооперацию с очень большими группами и ощущать близость с совершенно незнакомыми людьми. Появление «ультрасоциальности» — проблема, вызывающая повышенный интерес у современных социологов. Механизмы этого процесса пока неясны, но сам факт роста «ультрасоциальности» сомнений не вызывает¹⁷.

В соответствии с интегральным подходом путь от разъединенности к единству — основная цель эволюции, в том числе и социальной. Поэтому вполне естественно, что стержневой линией истории было расширение границ солидарности и сотрудничества: от родовой или соседской общины — к племени или племенному союзу, а потом — к государству или еще более крупной общности — цивилизации, которая, как например, Западная Европа, может быть не только полиэтнической и поликонфессиональной, но и включать в себя много отдельных государств, и наконец — к глобальной планетарной общности. Люди продолжали, конечно, ощущать себя частью малых групп, близкого окружения, но одновременно и других — более крупных и далеких.

Однако такая солидарность, соединенная с эгоизмом или противоборствующая его возрастающей силе, всегда была и остается сейчас крайне неустойчивой. Более того, она в значительной степени имеет принудительный характер: для сдерживания эгоизма государство использует административный аппарат, военную силу, законодательство, систему наказаний и материальных поощрений¹⁸.

Большую роль играют также этические нормы религий спасения¹⁹, которые ориентировали человека на моральное совершенствование, учили различать греховные и праведные поступки и желания, снижали ценность земных благ (в том числе богатства и власти), вырабатывали самоконтроль и, главное, призывали любить ближнего как самого себя. Кроме того, следует иметь в виду, что в традиционных обществах коллективистские нормы поведения сохранялись на протяжении многих веков.

Все эти механизмы сдерживания агрессии и конкурентной борьбы, безусловно, воспитывали в человеке альтруистическое начало. Тем не менее, как утверждают психологи, альтруистическое поведение чаще всего является квазидобровольным или конформистским, т.е. люди ведут себя альтруистически, опасаясь наказаний, осуждения окружающих, кары за грехи и т.д., или потому, что так «принято». Если же действие этих механизмов ослабевает, эгоизм легко может одержать верх.

«Правильное» поведение обычно сочетается с попытками реализовать свои эгоистические желания, и, делая выбор между альтруизмом и эгоизмом, человек рассчитывает, какую цену ему придется заплатить за следование моральным нормам²⁰. Групповые и личные интересы в действительности очень часто расходятся с одобряемыми моделями поведения или с интересами «большого» общества, но дают гораздо более мощный импульс для эгоистического «антисистемного» поведения, чем запреты и одобрение окружающих.

Поэтому согласованность в обществе поверхностна и крайне неустойчива, она образует тонкий слой над броуновским движением бесчисленных разнонаправленных эгоизмов и представляет собой сложное сочетание конформности и девиантности поведения, конфронтаций и временных консенсусов, переговоров и компромиссов.

3. История развития человеческого эгоизма

А теперь попытаемся показать, какова специфика и направленность всемирно-исторического процесса, если рассматривать его через призму интегрального подхода, в нетрадиционном для исторической науки ключе.

Всемирная история предстает перед нами прежде всего как история развития эгоистической силы, которая реализовалась через различные эгоистические потребности. В концепции интегральности выделяется четыре вида потребностей²¹ (или желаний), которые служили импульсом для неуклонного роста эгоизма: простые, базовые потребности (в пище, продолжении рода, жилище), которые имеются и в природном мире; и более сложные, чисто человеческие — стремление к материальным благам, власти и славе, а также знаниям²².

Все потребности, включая «природные», у человека способны к постоянному росту, они развиваются и меняются на протяжении жизни индивида и от одного исторического периода к другому. Индивидуальность человека определяется особенностями комбинаций различных желаний, степенью их интенсивности, тем, какие из них выдвигаются на первый план, а какие играют второстепенную роль.

Каждая большая историческая эпоха характеризуется теми или иными желаниями-доминантами, которые на данном этапе являются определяющими для общественной жизни, оказывают на нее наиболее сильное воздействие. Это не отменяет, естественно, разнообразия потребностей на каждом историческом срезе, однако социальная роль других желаний не так велика. Например, уже отработанные желания могут быть вполне жизнеспособны и обладают властью над людьми, но они исчерпали свой потенциал и не способны больше произвести ничего качественно нового. Зачатки очередных желаний-доминант слишком слабы, их время еще не пришло.

Когда то или иное желание-доминанта полностью оформилось и реализовало себя, создав максимально возможное число комбинаций и социокультурных форм (в виде социальных институтов, философских идей, религиозных учений и т.д.), возникает следующее желание-доминанта и совершается переход на более высокий уровень эгоизма. Это сопровождается перестройкой всей общественной системы: от хозяйственной деятельности и социально-экономических отношений до картины мира, моделей поведения и т.д.

Таким образом, применяя интегральный подход, мы можем увидеть историю человечества в весьма необычном ее ракурсе, и мы надеемся, что это даст возможность выявить многие скрытые ее аспекты, внутренние механизмы ее динамики. Рассмотрим основные этапы развития системы «человеческое общество» с точки зрения смены желаний-доминант и роста эгоистической силы.

Первобытность — эпоха «природного эгоизма». Первый период — самый длительный в истории человечества (около 97%) охватывает время от начальных этапов антропогенеза и до аграрной (неолитической) революции и появления древнейших цивилизаций. Социум стал выделяться среди природных систем, по крайней мере, уже в эпоху верхнего палеолита, когда на Земле господствовал «homo sapiens» или кроманьонский человек. И вместе с тем общество, «выросшее» непосредственно из природы, еще было связано с ней самыми тесными узами. Не случайно архаические первобытные общества в научной литературе часто именуются «природными».

Действительно, смысл бытия древнейших человеческих сообществ мало отличался от популяционных инстинктов животных, ограничиваясь в первую очередь биологическим выживанием в естественной среде путем наиболее полной адаптации к ней. Эта задача решалась преимущественно «природными» способами.

Одна из главных особенностей человека, выделяющая его из природного мира, — способность к преобразующей деятельности, конечно, уже проявлялась. Но все-таки она оставалась вспомогательной, второстепенной по отношению к деятельности присваивающей (охота, собирательство). Правда, изъятие необходимых ресурсов у природы человек, в отличие от животных, осуществлял с помощью достаточно сложных технических средств.

Установка на непрерывный экономический рост и сверхпотребление, столь характерная для современного общества, в эпоху первобытности полностью отсутствовала. Человеческое общество, лишь отчасти оторвавшееся от своих природных корней, заботилось главным образом о самосохранении, удержании экологической ниши, сохраняя и защищая то, что было отвоевано с таким трудом. И эта главная цель преобладала над стремлением к господству над природой и расширению ресурсов. Поэтому вполне очевидно, что потребности на этом историческом этапе были весьма ограниченны.

Доминирующее положение занимали простые базовые потребности (в пище и крове, сохранении потомства и продолжении рода), имеющие, как уже говорилось, природные основания. При этом возможности для их роста практически отсутствовали: накапливать излишки обычно не удавалось, чаще речь шла лишь об обеспечении самым необходимым. Кроме того, в общинах соблюдался принцип равного обеспечения, т.е. свою долю ресурсов (большую или меньшую) получал каждый.

Богатство само по себе для первобытного человека еще не имело никакой ценности и смысла: хорошо известно, что даже если излишки появлялись, их проедали на пирах, раздаривали или просто уничтожали. Стремление к власти также не получило заметного развития: оно ограничивалось народным собранием, которое обычно выбирало лидеров на короткий срок (на время войны или охоты), причем исключительно за выдающиеся личные качества. Потребность в знаниях, безусловно, существовала, именно благодаря ей первобытный человек осваивал окружающий мир и выживал в нем, однако она не имела самодовлеющего характера и не играла определяющей роли в обществе, как в наши дни.

Таким образом, рост эгоизма прочно блокировался целым рядом факторов: коллективистскими нормами поведения, эгалитаризмом, низким уровнем материально-технической базы.

Не менее важную роль в этом плане играло и слабо развитое, едва намеченное Эго-сознание: человек той эпохи не был индивидуалистом, идентифицировал себя со своей общиной и не мыслил отдельного существования вне ее.

Кроме того, архаический человек, с его дорефлексивным коррелятивным мышлением, интуитивно ощущал взаимосвязанность и взаимозависимость всего сущего, представлял себя и общество частью мироздания и стремился координировать свое существование с природно-космическими универсальными циклами и ритмами. Не случайно главной целью мифоритуальной культуры было поддержание «правильного» порядка вещей в природе и социуме, ликвидация «сбоев», вызванных поведением человека.

Благодаря всем этим факторам альтруистическая и эгоистическая программы, силы отдачи и получения находились в эпоху первобытности в относительном равновесии, практически, как и в природных системах.

Оборотной стороной баланса двух эволюционных сил являлась статичность древнейших обществ. На протяжении столетий и даже тысячелетий почти неизменными оставались обычаи, социальная структура, способы хозяйственной деятельности, быт, орудия труда и т.д. Какие-то изменения и усовершенствования, разумеется, происходили, однако, как правило, они не имели «революционного» характера, их можно назвать флуктуациями, небольшими колебательными движениями вокруг «нормы».

Крушение обществ «природного эгоизма». Первой крупнейшей трансформацией, которая привела в итоге к распаду обществ «природного эгоизма», был переход к земледелию и скотоводству, т.е. к производящему хозяйству, который именуют аграрной, или неолитической революцией²³.

Результаты ее действительно имели революционный характер, хотя стали проявляться далеко не сразу. Человек обрел способность не только присваивать и потреблять дары природы, но и воспроизводить и умножать их, корректировать природные процессы.

В перспективе это открывало огромные возможности для экономического роста и для удовлетворения самых разнообразных потребностей. Преграды для развития эгоизма начали разрушаться. История изменила свое направление: человечество встало на путь, который неизбежно вел к обособлению общества от природного универсума и его законов.

Действительно, переход к производящему хозяйству вызвал целый комплекс трансформаций, которые охватили все сферы жизни: впервые появились материальные излишки, увеличилась рождаемость и снизилась смертность, земледельцы перешли к оседлости, возникли ремесла, вырос торговый обмен, быт стал более комфортным, возникла собственность на землю и плоды труда, социальное и имущественное расслоение.

Трансформации стали еще более заметными на этапе формирования древнейших цивилизаций (IV-II тыс. до н.э.), которое сопровождалось появлением городов, государства, письменности, права, монументальным строительством и масштабным преобразованием окружающей среды.

В эпоху цивилизации был сделан второй (после аграрной революции) важнейший шаг в направлении автономизации общества от природы. Человек стал создавать вокруг себя искусственную среду обитания. Напомним: в эпоху присваивающей экономики искусственная среда фактически отсутствовала, заметить какие-либо признаки, указывающие на присутствие людей, было бы непросто.

После аграрной революции возникали лишь небольшие пространства окультуренной среды: поселения земледельцев, возделанные поля, пастбища. За пять тысяч лет развития цивилизации искусственная среда неуклонно и целенаправленно расширялась, усложнялась и совершенствовалась, постепенно вытесняла природный мир, подчиняла его себе и интенсивно использовала. Быстро росло число городов, а в наше время — огромных урбанизированных и промышленных зон, ирригационных сооружений, дорог, сельскохозяйственных угодий.

Это особое пространство, созданное руками человека, ни в древности, ни сейчас, конечно, не было совершенно изолировано от природы и периодически в полной мере испытывало на себе ее диктат. Многие древние цивилизации погибали именно из-за природных катаклизмов, а современный глобальный экологический кризис несет угрозу самому существованию человечества.

Тем не менее, искусственная среда, особенно на этапе ее превращения в глобальную техносферу, создавала условия и определенные гарантии для автономизации социокультурного пространства, в котором действовали уже не столько природные императивы, сколько вторичные социокультурные программы, а природные законы заменялись нормами человеческого общежития.

В соответствии с общепринятыми представлениями об истории все это свидетельствует о прогрессе общества, о достижениях человеческого разума, победах над стихийными силами природы. Интегральный подход предлагает другую интерпретацию:

человеческий эгоизм, переходящий из эмбрионального состояния в стадию свободного развития, создавал для себя своего рода экологическую нишу, которая максимально благоприятствовала росту и усложнению желаний — его главной движущей силы.

Таким образом, для развития эгоизма был открыт «эволюционный коридор», в рамках которого человечество могло отрабатывать различные виды потребностей.

Древний мир — эпоха «желания богатства». В период с IV-III тыс. до н.э. и заканчивая примерно I тыс. до н.э. ведущую роль играло желание «богатства», приумножения материальных благ. Значимость этого желания связана с особенностями обществ цивилизации, или так называемых сложных (complex) обществ. Для появления таких обществ необходима достаточно высокая плотность населения и большой избыточный продукт.

Сложные общества — в отличие от простых, первобытных требуют труда больших коллективов людей, прочной материальной базы и огромных материальных вложений. Ведь искусственная среда (в противовес природной) не может самовоспроизводиться, а потому требует постоянных затрат на ее поддержание. Причем, чем выше уровень сложности общества, тем дороже оно обходится, тем больше ресурсов приходится тратить на содержание войска, административного аппарата, политической и интеллектуальной элиты, на систему информационной связи, строительство и т.д²⁴.

Вполне закономерно, что в период становления цивилизации именно потребность в «богатстве», в широком смысле слова, становится доминирующим. На уровне индивидов и групп оно выражалось в стремлении присвоить материальные блага (землю, рабов, предметы роскоши и т.д.), усиливая и закрепляя социальную и имущественную дифференциацию, расслоение общества на богатых и бедных.

На макроуровне желание-доминанта способствовало накоплению общественных резервных фондов, росту экономической базы — фундамента цивилизации. Создание «материальной инфраструктуры» шло за счет технического прогресса, накопления знаний, повышения эффективности сельского хозяйства и увеличения производства продуктов питания, развития ремесел и торговли, захватнических войн и многих других факторов.

Средние века — эпоха «желания власти». I тыс. до н.э. было ознаменовано появлением государств особого типа — мировых империй, которые путем военных захватов объединяли в одно политическое целое множество стран и народов. Так начался следующий этап развития эгоизма, в котором желанием-доминантой стало стремление к власти.

Процессы формирования империй, их распада и зарождения новых, как правило, более масштабных, чем прежние, продолжалось на протяжении очень длительного времени, образуя устойчивую тенденцию: в эпоху древнего мира, в средние века и даже в новое время²⁵. Окончательное крушение имперских режимов произошло только в ХХ в.

Размах военных действий имел беспрецедентный характер — во многом благодаря постоянному совершенствованию методов ведения войны, ее технической базы, росту численности армий.

Стремление к власти, безусловно, не ограничивалось только войнами, оно имело и другие проявления. Завоевания и разграбление чужих территорий сопровождалось усилением государственной власти в империях, разработкой методов централизованного управления огромными территориями и столь же огромными массами населения, укреплением и усложнением политических структур.

Помимо имперской появлялись и другие формы правления: полисная демократия в Греции, республиканский строй в Риме. Проверялись на жизнеспособность различные модели взаимоотношений государства и общества: от авторитаризма (абсолютная монархия в средние века) до попыток установить диалог между ними — например, в виде органов сословного представительства в Западной Европе.

Новое и новейшее время — эпоха «желания знаний». В XV-XVIII вв. в Западной Европе начался переход эгоизма в его последнюю, завершающую стадию, в которой желанием-доминантой является стремление к знаниям, постижению всех тайн и законов мироздания. Этот переход имел свои особенности.

Во-первых, на протяжении долгого времени он ограничивался рамками только одной — Западной цивилизации и лишь в ХХ в. приобрел глобальный размах. Во-вторых, он происходил поэтапно, как серия отдельных «революционных» трансформаций: каждая из них затрагивала ту или иную сферу общественной жизни, и вместе с тем все они были тесно связаны друг с другом, образуя единое системное целое.

Великие географические открытия изменили представления о мире, раздвинули его границы и положили начало европейской экспансии, эпохе колониализма. Ренессанс утвердил культ человеческой личности, освободив ее от уз коллективизма, реабилитировал сферу «мирского» и создал идеал человека-творца, способного по своей воле менять ход истории, пересоздавать окружающий мир и самого себя.

Реформация разрушила средневековые представления о приоритете церкви в вопросах веры и ее роли единственной посредницы между Богом и людьми, санкционировала право человека на индивидуальное общение с трансцендентным. Кроме того, протестантизм, который рассматривал мирской труд как главное средство спасения души и поощрял предпринимательство, внес значимый вклад в развитие капитализма²⁶.

Самую важную роль в процессе перехода эгоизма в новую стадию сыграла научная революция, полностью преобразившая Европу²⁷: именно в этой области реализовалось очередное желание-доминанта. Наука стала самостоятельной областью знания, которое опиралось на опыт, практику, результаты исследований, полученных экспериментальным путем и способных приносить практическую пользу.

Соединившись с техникой, наука с течением времени (особенно после промышленного переворота) завоевывала все более высокий статус в обществе, открывая перед ним путь к техногенной цивилизации. Одновременно менялось и общественное сознание: утверждалась идея о том, что научные открытия и технические изобретения дают человеку полную власть над миром, обеспечивают постоянный прогресс в экономике, политической жизни, культуре, позволяют создать идеальное процветающее общество.

Все перечисленные выше «революционные» трансформации ломали последние преграды, блокирующие беспрепятственное развитие индивидуализма: авторитет традиций, коллективизм, система религиозно-этических норм, подавляющая эгоистические желания, постепенно уходили в прошлое.

В своих поступках человек теперь руководствовался по преимуществу принципами утилитаризма и «формальной рациональности», основанной на логике и калькуляции²⁸. Промышленный переворот завершил транзитивный период, и Запад вступил в эпоху индустриализма и создал общество нового типа — урбанизированное, «машинное», секуляризированное, демократическое.

Такое общество идеально соответствовало четвертой, самой высокой стадии развития эгоизма. Демократические свободы и либеральные ценности открывали путь на верх социальной лестницы любому индивиду; научно-технический прогресс обеспечил на какое-то время бурный экономический рост и в ХХ в. превратил западное общество в общество потребления и сверхпотребления.

Научные открытия создавали ощущение (правда, во многом иллюзорное), что законы мироздания постигнуты и освоены. Все это предоставляло поистине безграничные возможности для удовлетворения желаний всех видов (от самых простых до самых сложных) в самых разнообразных комбинациях. Успехи индустриализма на определенном этапе (особенно в 50-60 гг. ХХ в.) создали убежденность в неограниченном процветании и стабильности общества «всеобщего благоденствия».

4. Глобальный кризис эгоизма: в преддверии нового исторического перехода

Победы техногенной цивилизации, которая неуклонно расширялась, охватывая одно за другим традиционные общества Востока, оказались временными. Это стало очевидным уже в последней трети прошлого столетия и побудило таких ученых, как А. Печчеи, М. Месарович и Э. Пестель, Я.Тинберген и др., поднять темы «пределов роста» и глобальных проблем, которые невозможно решить по отдельности.

В наши дни вряд ли может вызвать сомнения тот факт, что человечество впервые в своей истории переживает глобальный кризис. Он состоит из множества разнообразных кризисных процессов, которые разворачиваются в разных сферах общественной жизни. Они могут иметь общепланетарные масштабы или затрагивать только отдельные регионы, могут на время затихать, отступать на второй план или, напротив, обостряться.

Однако, развиваясь одновременно, пересекаясь и взаимодействуя, вступая в резонанс и усиливая друг друга, они дают мощный кумулятивный эффект. Кризис имеет не только глобальный, но и системный характер: в той или иной степени он охватывает все общества, даже наиболее благополучные, и все сферы социальной жизни — от экономики до семьи и внутреннего мира человека.

Глобальный кризис, безусловно, является социально-экологическим: глобальный и системный кризис общества сочетается со столь же глобальным и системным кризисом окружающей среды, вызванным преимущественно деятельностью человека. Характер кризиса наглядно отражается в списке глобальных проблем, который неуклонно увеличивается, несмотря на многочисленные попытки их устранить.

К числу наиболее важных относятся следующие: демографический рост и перенаселенность; политическая нестабильность и увеличение количества международных конфликтов; «расползание» ядерного оружия; международный терроризм; глобальная неравномерность экономического развития; нестабильность мировой экономики, которая проявляется во все более частых обвалах мировых рынков, острых финансовых кризисах и т.д.; криминализация экономики; повышение уровня девиантности в обществе (девальвация этических норм, эскалация насилия в повседневной жизни); кризис современного человека — «тотального индивидуалиста» и прагматика с ситуативной моралью, у которого стремление к полной свободе и отсутствие высоких целей и идеалов сочетается с ощущением одиночества и экзистенциальной пустоты²⁹; и, наконец, катастрофическое ухудшение экологической обстановки (истощение природных ресурсов, загрязнение окружающей среды), которое чревато разрушением биосферы.

Причины кризиса. Нередко их сводят в основном к экономике и возлагают надежды на очередной виток экономического роста. Кризис оценивают также как кризис индустриализма, который будет преодолен с помощью новых передовых постиндустриальных технологий³⁰.

Концепция всемирной истории, построенная на интегральном подходе, предлагает рассматривать кризис, его истоки и значение в более широком контексте — как кризис эгоизма, который исчерпал свои эволюционные возможности. Ранее эгоистические желания побуждали человечество к совершенствованию экономики и развитию культуры, к свершению научных открытий и созданию новых видов общественно-политического устройства. В наши дни обнаруживается в первую очередь их разрушительная, разъединяющая природа.

Следует учитывать, что кризис эгоизма и построенной на нем социальной системы, происходит в особых условиях, которые создает глобализация. Это весьма сложный и противоречивый процесс, по поводу которого уже много лет идут дискуссии и высказываются самые разные, в том числе и совершенно противоположные мнения, даются альтернативные оценки и прогнозы: от оптимистических сценариев «соединенных штатов» мира, глобального гражданского общества до антиутопий унифицированного по западным стандартам, лишенного разнообразия мирового пространства.

Согласно наиболее распространенной точке зрения, основу глобализации создают интеграционные процессы в мировой экономике, революционные прорывы в информационных технологиях и совершенствование транспортной системы, поскольку благодаря этому потоки людей, финансов, товаров и информации свободно перемещаются по всей планете.

Наиболее зримыми признаками глобализации считаются появление транснациональных экономических структур (финансовых, производственных, глобальных рынков товаров и услуг, рабочей силы и т.д.), различных наднациональных организаций (ООН, ВТО, МОТ, МВФ и др.), транснациональных социальных общностей (интернет-сообществ, бизнес-сообществ, сообществ иммигрантов), которые образуют своего рода «сети» поверх государственных границ³¹; возрастающее взаимодействие и взаимопроникновение культур, которое порождает феномен «гибридизации»³².

Все эти процессы, безусловно, составляют важнейшие тренды нашей эпохи, хотя часто вызывают активное сопротивление и сочетаются с тенденциями к сепаратизму, изоляционизму, «бегству» в традиционализм и фундаментализм.

С нашей точки зрения, следует выдвинуть на первый план еще одну тенденцию, которая не всегда в должной мере освещается в глобалистике: неуклонное усиление взаимозависимости, а, следовательно, и взаимоуязвимости всех стран и народов, которые ранее могли существовать вполне автономно.

Границы между локальным и глобальным становятся все более размытыми, они образуют, как писал известный социолог Дж. Урри, «симбиотическую, необратимую, неустойчивую систему связей»³³. События, происходящие в одной стране (экологические или техногенные катастрофы, экономические кризисы), оказывают влияние на другие страны или на все мировое сообщество. Локальные проблемы и риски могут превратиться в угрозы глобального уровня, а глобальные процессы, в свою очередь, часто обостряют внутренние, локальные кризисы.

Судьбы людей, живущих в разных концах света, соединяются все сильнее и все больше зависят от действий и решений, продиктованных желаниями и интересами многочисленных «других», которые, казалось бы, не имеют никакого отношения к тому или иному обществу или человеку.

Это означает, что мир буквально на наших глазах превращается в единую, сложную по составу, нелинейную систему, со всеми присущими таким системам особенностями.

Даже небольшие изменения трансформируют не отдельные компоненты системы, а всю ее в целом; неравновесные ситуации могут иметь внезапные неожиданные последствия; известные правила срабатывают далеко не во всех случаях; и, наконец, последствия тех или иных действий значительно удалены в пространстве и во времени от того места и момента, где и когда произошли события, их вызвавшие³⁴.

В формирующейся глобальной системе все общества приобретают качественно иной статус — ее элементов и, за счет этого, новые качества и новые функции, поскольку любая сложная система не является просто арифметической суммой своих частей, а представляет собой нечто большее, и каждая часть, находясь в составе системы, уже не равна себе.

Таким образом, в современном мире разворачиваются две совершенно противоположные и несовместимы тенденции: глобальный рост эгоизма, с одной стороны, и становление глобальной социальной системы — с другой. Именно несовместимость этих трендов объясняет остроту глобального кризиса и неудачи попыток ликвидировать его традиционными способами.

Действительно, усиление глобальной взаимозависимости парадоксально сочетается с разъединенностью, разнонаправленностью интересов, предельным эгоизмом и прагматизмом, которые так или иначе определяют поведение национальных государств, транснациональных корпораций, социальных групп и индивидов.

Особенности современного транзитивного периода. Человечество оказалось сейчас в эпицентре «макросдвига» — исторического перехода, который принципиально отличается от всех, происходивших ранее. Все прежние «большие» переходы «отрицали» предшествующий этап эгоистического развития, но, выдвигая новое желание-доминанту, способствовали дальнейшей эволюции все той же эгоистической системы.

На каждом витке истории все сильнее раскрывался ее потенциал, усложнялась ее структура, появлялись более оптимальные формы удовлетворения эгоистической природы человека. Нынешний переход «отрицает» всю созданную на протяжении многих тысячелетий социокультурную организацию жизни. В этом заключается особая, беспрецедентная сложность «макросдвига»: возможности выбора стратегий дальнейшего развития общества сужаются до предела.

Очевидно, что оно уже не может идти в рамках, которые задаются традиционными моделями расстановки сил между альтруизмом и эгоизмом. В условиях возрастающей системности Социума все эти модели, сколь бы они ни были разнообразны, не дадут желаемых позитивных результатов и, более того, могут привести мир к глобальной катастрофе.

Характеризуя специфику современного транзитивного периода, допустимо предположить, что она состоит прежде всего в необходимости перестроить общество по образцу интегральных систем, существующих в природе, установить подлинное равновесие между «получением» и «отдачей», эгоизмом и альтруизмом, т.е. совершить переход от эгоистической модели социального развития — к альтруистической.

5. Идеал будущего: основы интегрального общества

Что будет представлять собой общество будущего? На сегодняшний день существует множество самых разнообразных и нередко совершенно противоположных сценариев глобального мира. С нашей точки зрения, наиболее перспективной среди них является идеально-типическая модель глобального общества-организма, соединяющего в единое целое миллиарды «клеток»-индивидов. Концепция глобального интегрального общества, которая будет рассматриваться ниже, имеет много общего с этой моделью и вместе с тем существенно от нее отличается.

Метаморфозы идеи человечества-организма. Следует отметить, что идея единого человечества или человечества-организма имеет большую историю, она вдохновляла таких ярких мыслителей, как Я. Коменский и маркиз де Кондорсе, В. Соловьев, Н. Бердяев и П. Флоренский, О. Конт и П. Тейяр де Шарден. При этом социальная утопия всеобщего согласия и мира трактовалась, как правило, в мистическом аспекте.

Так, автор «Феномена человека» предрекал рост коллективного сознания, которое достигнет планетарных масштабов, одухотворит материю и перейдет в состояние «сверхжизни», слияния с Богом («Точкой Омега»)³⁵. В 60-70 гг. прошлого столетия идея человечества-организма пережила кардинальную трансформацию под влиянием «компьютерной революции», которая побуждала к переосмыслению роли информационных технологий в истории человечества.

Начиная с работ М. Маклюэна и В.Ф. Турчина, стоявшего у истоков «кибернетического эволюционизма», утвердилась идея о том, что «эра Интернета» создает основу для сплочения человечества и перехода его в состояние всеобщей взаимовключенности: электронная сеть, подобно глобальной нервной системе, объединит его в единое «тело».

Понятия «глобальный мозг», «глобальный интеллект», «коллективный разум» стали ключевыми в концепциях человечества-организма, в разработке которых ведущую роль играла так называемая «киберфилософия». В трудах П. Леви, П. Рассела, Б. Герцеля, Ф. Хейлигена и других «киберфилософов» речь идет о качественно новой форме интеллекта, который совмещает интеллект людей, машин и компьютерных сетей в одно целое, значительно превышающее по своим возможностям потенциал его составляющих.

Мистика здесь подменяется «кибернетическим техницизмом», который, впрочем, тоже может приобретать своеобразный технологически-мистический характер. Однако в любом случае именно компьютерным технологиям отводится решающая роль в процессе объединения человечества и появления общества нового типа.

Так, Пьер Леви полагал, что компьютерные сети, виртуальная среда, мультимедиа не просто расширяют индивидуальное сознание и способности, но и создают коллективный разум, формирующий новую окружающую среду, новое пространство знания, понимания и интеллектуальной власти. В этой среде, согласно П. Леви, будут бурно расти и мутировать «новые качества бытия и новые пути моделирования общества», а также, что самое примечательное, новые формы социальности.

Цифровые технологии оказываются едва ли не главным средством совершенствования общества: они позволят подняться над консьюмеризмом и политическим местничеством, развить подлинную демократию и трансперсональные возможности человека, ибо информационное пространство возродит духовное воображение интерес к метафизике³⁶.

Столь высокую оценку роли информационных технологий «киберфилософы» обычно объясняют тем, что «всемирная паутина» становится не только все более глобальной, но и более тесно связанной с индивидами и группами, которые ее используют, все более активно влияет на различные аспекты их жизни и, наконец, сама наращивает свои знания и интеллект.

Эта сложная разумная самоорганизующаяся система способна, по их мнению, давать рекомендации, генерировать новые идеи, приспосабливаться к новым ситуациям и даже решать глобальные проблемы, выполняя контролирующие функции в планетарных масштабах³⁷.

Механизм этих процессов уже давно принято сравнивать с работой человеческого мозга. Возникающие проблемы служат своего рода импульсами, «вызовами», которые стимулируют глобальный мозг к действию. Те или иные индивиды, хотя и не в состоянии решить проблемы своими силами, оставляют «след» в сети и передают «вызов» дальше.

В итоге множество независимых друг от друга акций сливаются в единый когерентный поток, в котором принимает участие и искусственный интеллект. Чем больше таких акций накапливается в сети, тем совершеннее, как считают «киберфилософы», их результаты.

Проблема заключается в том, что все приведенные выше доводы в пользу «электронного разума» вступают в явное противоречие с действительным положением вещей. Несмотря на появление новых социальных групп, новых форм сотрудничества и принятия решений, новых видов демократических процедур, образовательных практик и т.д., связанных с Интернетом, никакой трансформации на глобальном социальном уровне, которая свидетельствовала бы о качественно ином уровне интеграции, о глобальном «резонансе умов», не происходит.

В такой интерпретации идея человечества-организма остается по-прежнему не полноценной научной теорией, а, скорее, метафорой или неомифом, что признают не только критики со стороны, но и сами «киберфилософы»: возможность перерастания современного разъединенного общества в некую органическую целостность весьма сомнительна.

Прежде всего, остается непонятным, каким образом должно совершиться превращение человечества в суперорганизм, если, как отмечает известный сторонник этой идеи Ф. Хейлиген, люди «генетически амбивалентны» и постоянно колеблются между альтруизмом и эгоизмом, стремлением к солидарности и к соревновательности. Весьма сомнительно, что это фундаментальное препятствие³⁸ можно устранить с помощью традиционных способов поддержания солидарности и знаний, накопленных в сети.

Проект интегрального общества. Безусловно, необходимо сделать качественно новый шаг в развитии концепции единого человечества, раскрыть ее потенциал за счет сближения с наукой и превращения этой утопической, на первый взгляд, идеи в практическую методику преобразования человека и общества. Какую роль может сыграть проект интегрального глобального общества в решении этой важной задачи? Чем он отличается от уже перечисленных выше теорий человечества-организма?

Прежде всего, следует отметить, что в этом проекте основное значение придается проблемам становления принципиально новой, интегральной модели человеческих взаимоотношений и возникновении нового, адекватного ей, социального пространства.

Надежды возлагаются на человека, а не информационные технологии. Ведь превращение Социума в аналоговую систему (систему с очень высоким уровнем интеграции и плотности обратных кольцевых связей между всеми ее элементами), естественно, потребует качественно иных форм социального взаимодействия, новых форм соотношения индивидуального и общего, эгоизма и альтруизма, новых представлений о самой индивидуальности.

Попытаемся коротко определить главные черты идеально-типической модели интегрального общества, с учетом того, что любая теоретическая конструкция верна лишь отчасти и будущее состояние общества невозможно предугадать полностью, во всех деталях. Впрочем, это и не входит в задачу такого рода построений: их главная цель — уловить направление исторического развития, максимально правильно наметить его вектор.

Роль индивида в интегральной системе. Прежде всего, хотелось бы обратить внимание на то, что интегральность не предполагает нивелирования индивидуальных особенностей. Напротив, многообразие необходимо для существования и развития интегрального общества (как, впрочем, и других систем такого типа), однако оно должно быть структурировано, т.е. индивидуальные программы должны встраиваться в общую программу — каждая по-своему и в той степени, в какой это возможно и необходимо.

В интегральном обществе часть и целое равны по силе и влиянию, в нем нет более или менее важных элементов: все они одинаково значимы, поскольку нормальное функционирование такого общества зависит от каждого элемента в отдельности и их всех вместе взятых. Таким образом, роль индивида оказывается гораздо выше, чем в обычном обществе: от одного зависят все.

Вместе с тем, и ответственность тоже становится неизмеримо больше: она распределяется не поровну, между всеми, и не выборочно (на лидеров) — у каждого человека она такая же, как у всех. Поэтому для поддержания интегральности недостаточно просто выполнять свои обязанности и следовать моральным нормам. На первый план выдвигается новый принцип — «взаимного поручительства», взаимной ответственности. Каждый несет ответственность за состояние общества в целом, является в той или иной степени соучастником или инициатором и плохого, и хорошего.

Интегральное общество можно назвать голографическим. Каждый индивид как бы вмещает в себя социальное целое, является «социальным микрокосмом» и одновременно — элементом этого общества, особым, неповторимым и необходимым для жизни всей системы. Индивид включает в себя множество «других», оставаясь при этом самим собой; мыслит и действует от лица системы и вместе с тем от своего лица, воплощая свое «Я».

Принцип «взаимного поручительства» противоположен и эгоцентрическому индивидуализму, который ориентирует человека на утверждение себя за счет других, и коллективизму, который чреват растворением «Я» в коллективной воле или подчинением ей. Поэтому переход от «Я»-идентичности к «Мы»-идентичности — лишь переходная ступень и идентичности интегральной, которая определяется формулой «Я — это все, все — это один».

Интегральные взаимоотношения. В сущности, речь идет о формировании глобальной социальной гиперличности и создании особого, соответствующего ей социального пространства, какого еще не было в истории человечества. В интегральном социальном «теле» механизмы конкуренции, взаимного прессинга и «взаимного потребления», прагматических расчетов и договорной согласованности утратят эффективность и уступят место принципам взаимодополняемости, взаимовключенности и взаимного резонанса.

Интегральные взаимоотношения, которые представляют собой наиболее оптимальный тип социальных отношений, откроют перед человечеством огромные возможности: с их помощью можно устранить или, по крайней мере, свести к минимуму все существующие ныне кризисные процессы; создать сильные механизмы поддержания гомеостаза, ибо в современном обществе они практически перестали действовать.

Интегральное общество — это общество «разумного потребления», в котором каждый получает столько, сколько необходимо для полноценной жизни, и отдает столько, сколько необходимо обществу. Стремление к расточительному сверхпотреблению, которое является одним из величайших зол нашего времени, будет угасать вполне органично, поскольку «получение» в интегральном мире наполнится иным смыслом: индивид будет «получать» от самого процесса реализации себя в интегральных взаимосвязях, от своего включения в интегральную систему, «наполняясь» от нее и одновременно раскрывая ее для себя. Интегральную «включенность» можно рассматривать как наивысшую реализацию «Я» (вершину самоактуализации, следуя терминологии А. Маслоу), развитие этого «Я» является условием развития общества в целом.

Таким образом, речь идет о появлении нового желания-доминанты — потребности в интегральных связях, которое постепенно будет оттеснять все остальные желания на второй план, как это происходило и раньше. Имеются ли какие-либо объективные основания для подобных прогнозов? На самом деле интегральные отношения существуют отнюдь не только в теории, они уже выявлены в науке.

Современные исследователи проявляют большой интерес к таким необычным феноменам, как, например, «потоковое состояние». Такое состояние, связанное с взаимной «настройкой» индивидов друг на друга, взаимной эмпатией, синхронизацией действий и психических состояний, дает эффект «бытия-через-других» и так называемой «групповой магии»: границы «Я» исчезают или становятся проницаемыми, между индивидами формируется специфическая и трудноопределимая глубинная связь, и весь коллектив думает, чувствует и функционирует как одно целое, одно существо. При этом индивидуальность не стирается, как это обычно происходит в толпе, а, напротив, получает возможность полностью реализовать свой потенциал, являясь главным ресурсом коллектива-организма³⁹.

Интегральность, следовательно, можно определить как одну из моделей отношений между индивидами, пока статистически редкую, возникающую спонтанно и лишь на определенное время, однако весьма эффективную. В целом эта модель, как отмечают практически все исследователи, с трудом поддается рефлексии, ускользает от анализа, а главное — на сегодняшний день явно существует в своей эмбриональной форме и пока не может конкурировать с другими, более традиционными моделями, характерными для эгоистического общества.

Путь к построению интегральности. Каким же образом интегральная модель сумеет завоевать главное место в сознании человека и в социальном пространстве? Следует учитывать, что потребность в интегральности по сути своей является истинно альтруистической, она противоположна и эгоизму, и эгоистическому альтруизму. Вместе с тем, новое желание-доминанта будет зарождаться из эгоистической натуры человека, которому в большей степени присуще не отдавать, а получать, существовать в себе и для себя, а не в других и через других.

И все-таки в ближайшее время интегральная модель отношений, стремление к существованию «вне себя», в той общей реальности, которая создается всей совокупностью человеческих индивидуальностей, скорее всего, выйдет из своего латентного состояния. Главным импульсом для этого послужит прессинг усиливающихся взаимосвязей и взаимозависимостей, который будет неуклонно возрастать и ощущаться все более остро и болезненно.

Внешний мир будет все более активно вторгаться во внутренний мир индивида, и изолироваться, «ускользнуть» от этого будет все труднее. Таким образом, на первом этапе именно эгоистический, базовый инстинкт самосохранения сыграет важнейшую роль в активизации интегральных отношений, вынуждая адаптироваться к новым условиям жизни, чтобы сделать взаимозависимость (если ее нельзя избежать) наиболее «комфортной».

Одновременно будет расти понимание того, что не только каждый зависит от множества «других», но и любое индивидуальное действие отзывается на всех, т.е. разнонаправленные эгоизмы начнут спонтанно подлаживаться друг к другу под давлением объективных обстоятельств.

Парадоксальность нынешней эпохи, которая «подталкивает» человечество к интегральности, заключается в том, что эгоизм, желание «существовать для себя» может сохраниться и реализоваться только за счет подчинения чистому альтруизму. Интегральные отношения не предполагают подавления или полного искоренения эгоизма: речь идет о его преобразовании, своего рода мутации, которая произойдет в результате соединения с альтруизмом и «подгонки» к нему.

Вспомним, что весь предшествующий период истории ситуация была совершенно иной: эгоизм занимал лидирующие позиции, подчиняя себе альтруизм и трансформируя его. В наши дни, поднимаясь над сопротивлением эгоизма, высвобождая его огромную энергию и используя ее в альтруистических целях, человечество будет создавать интегральное сознание, интегральные отношения и новую социальную реальность.

Интегральные отношения, как и любые новые социальные отношения, скорее всего, начнут возникать спонтанно и точечно, на микроуровне общественной жизни. Однако эти «вспышки» в отдельных локусах, фрагментах сетей социальных взаимодействий будут все более частыми, продолжительными и интенсивными — по мере того, как возрастет число ситуаций, в которых они будут востребованы.

Тем не менее, рассчитывать только на спонтанность, учитывая особенности нынешнего исторического перехода от эгоизма к альтруизму и остроту глобального кризиса, нельзя. Данный процесс, с нашей точки зрения, необходимо целенаправленно поддерживать: это позволит ускорить процесс перехода, максимально «смягчить» перестройку Социума и избежать катаклизмов и потерь.

В рамках интегрального подхода уже начинает разрабатываться и практически осваиваться программа обучения интегральности, которая даст возможность постепенно освобождаться от навязанных эгоистическим обществом социальных ролей и масок, осваивать новые модели поведения и активизировать «интегральный орган восприятия мира», познавать интегральность, овладевать ею и одновременно созидать ее.

Однако это отдельная большая тема, требующая специального рассмотрения⁴⁰. Отметим только, что интегральный подход придает большое значение «человеческому измерению» истории и показывает, что ее динамика, переходы с одной стадии на другую неразрывно связаны и в прошлом, и в настоящем с внутренним развитием самого человека, с постижением законов мироздания и осознанием своего места в нем.

x      x      x

В этой статье мы дали краткий обзор основных положений концепции интегральности и возможностей применения интегрального подхода к интерпретации всемирной истории. Авторы, разумеется, осознают, что предложенный ими подход находится пока в процессе становления, нуждается в конкретизации, дальнейшей разработке и проверке практикой.

Однако главное на данном этапе — дать приглашение к творческому диалогу по поводу интегральности, включить в него возможно широкую аудиторию — представителей не только разных наук, но и разных наций, культур, конфессий. Этого требует сама природа интегральности.

Кроме того, рефлексия и дискуссии по поводу прошлого, настоящего и будущего человечества, поиски ответов на вопросы, в чем смысл и цель истории, становятся сейчас жизненно важными. В наши дни, когда, по словам И. Пригожина, «кость еще не брошена», т.е. направление дальнейшего развития еще не определилось, но настоящее уже «чревато будущим» (Г. Лейбниц), от этого во многом зависит выбор наиболее конструктивной, плодотворной линии поведения в сложной ситуации исторического перехода.

Лайтман М., Хачатурян В.
 
Скачать статью

---

[1] Дискуссии на эту тему: Green W. Periodizing World History // History and Theory. 1995. Vol. 34. Theme Issue. P. 99-111. McNeill W. The Changing Shape of World History // History and Theory. 1995. Vol. 34 Theme Issue. P. 8-26. Bentley J. Cross-Cultural Interaction and Periodization in World History // American Historical Review. 1996. June. P. 749-770. Stearns P. Periodization in World History Teaching: Identifying the Big Changes // The History Teacher. 1987. Vol. 20. № 4. P. 561-580. McNeill J., McNeill W. The Human Web: A Bird’s-Eye View of World History. N.Y., 2003.

[2]Spier F. The Structure of Big History: From the Big Bang until Today. Amsterdam, 1996. Christian D. Maps of Time. An Introduction to ‘Big History’. Berkeley, Ca, 2004. Snooks G. Uncovering the Laws of Global History // Social Evolution and History. 2002. № 1. P. 25-53.

[3] Морен Э. Метод. Природа Природы. М., 2005. С. 122.

[4] Подробнее об интегральном подходе к истории см.: Лайтман М., Хачатурян В.М. Всемирная история в зеркале каббалы. М., 2012. Лайтман М., Хачатурян В.М. Перспективы XXI века: рождение интегрального мира. М., 2014.

[5] Morin E. La tete bien faite. Repenser la reformer — reformer la pensee. Paris, 1999. P. 136.

[6] Понятие «интегральность» (единый, целостный, неразрывно связанный) используется в различных научных дисциплинах, однако остается весьма неопределенным и многозначным, поэтому в данном случае требует особых пояснений.

[7] Капра Ф. Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем. Киев; М., 2002. С. 323.

[8] Хакен Г. Синергетика. Иерархия неустойчивостей в самоорганизующихся системах и устройствах. М., 1989. С. 19-38.

[9] Cesarini D., Dawes C. et al. Heritability of Cooperative Behavior in the Trust Game // Proceedings National Academy of Sciences USA. 2008. № 105. P. 3721-3726.

[10] Haley K.J., Fessler D.M. Nobody’s Watching? Subtle Cues Affect Generosity in an Anonymous Economic Game // Evolution and Human Behavior. 2005. Vol. 26. P. 245-256.

[11] Trivers R.L. The Evolution of Reciprocal Altruism // Quarterly Review of Biology. 1971. № 46. P. 35-57.

[12] Hamilton W.D. The Genetical Evolution of Social Behavior // Theoretical Biology. 1964. № 7. P. 17-52.

[13] Choi J.K., Bowles S. The Coevolution of Parochial Altruism and War // Science.2007. Vol. 318. P. 636-640.

[14] Reeve H., Holldobler B. The Emergence of a Superorganism Through Intergroup Competition // Proceedings National Academy of Sciences USA. 2007. № 104. P. 9736-9740.

[15] Tilly Ch. Changing Forms of Inequality // Sociological Theory. 2003. № 21 (1). P. 31-36. Collins R. Lenski’s Power Theory of Economic Inequality: a Central Neglected Question in Stratification Research // Sociological Theory. 2004. № 22(2). P. 219-228.

[16] Collins R. Sociological Insight. N.Y.: Oxford University Press. 1992. P. 23.

[17] Richerson R., Boyd R. The Evolution of Human Ultrasociality // I. Eibl-Eibesfeldt, F. Saltes (eds.) Ethnic Conflict and Indocrination. Oxford, 1998. P. 91-92.

[18] Levi M. Of Rule and Revenue. University of California Press. 1988. P. 52.

[19] К религиям спасения, или религиям Осевого времени (religions of salvation, Axial Age religions),  о которых писали К. Ясперс, М. Вебер, Ш. Эйзенштадт, обычно относят зороастризм, иудаизм, буддизм, конфуцианство и даосизм, христианство и ислам.

[20] Gouldner A. The Coming Crisis of Western Sociology. N.Y., 1970. P. 239.

[21] Такая типологизация близка знаменитой «пирамиде потребностей» известного психолога А. Маслоу. В самом низу пирамиды расположены простейшие физиологические потребности, затем — потребность в социальных связях и признании окружающих, на вершине — высшие потребности в познании мира и самореализации. Maslow A. Dynamic Theory of Human Motivation // Psychological Review. 1943. Vol. 50.

[22] См. подробнее

[23] Mears J. Agricultural Origins in Global Perspective // Adas M. (ed.). Agricultural and Pastoral Societies in Ancient and Classical History. Philadelphia, 2001. P. 36-70. Child V. Man Making Himself. L., 1941.

[24] Tainter J. The Collapse of Complex Societies. Cambridge, 1990. P. 195.

[25] Впечатляет даже краткий список империй: Ассирийская, Нововавилонская, Ахеменидская, империя Маурьев в Индии, империи Цинь, Хань и их преемницы в Китае, мировая империя Александра Македонского, которая на короткое время впервые объединила Запад и Восток, Византийская империя и Арабский халифат, империя Карла Великого, гигантские империи Чингис-хана и Тамерлана, а затем — многочисленные колониальные империи.

[26] О роли протестантской этики в становлении капитализма см.: Вебер М. Избранные произведения. Образ общества. М., 1994.

[27] Cohen H. The Scientific Revolution: A Historiographical Inquiry. Chicago, L., 1994. Batterfield H. The Origin of Modern Science. 1300-1800. L., 1950. P. VIII.

[28] Вебер М. Указ. cоч. С. 23-24. О проникновении «формальной рациональности» в экономику, политику, этику и массовое сознание см.: Feenberg A. Alternative Modernity: The Technical Turn in Philosophy and Social Theory. Los Angeles, 1995. P. 222.

[29] Bauman Z. Postmodern Ethics. L., 1993. P. 241, 243. Липовецки Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме. СПб., 2001. С. 77.

[30] Тоффлер Э. Третья волна. М., 2004.

[31] Portes A. Conclusion: Towards a New World — the Origins and Effects of Transnational Activities // Ethnic and Racial Studies. 1999. Vol. 22 (2). P. 463-477.

[32] Pieters J. Globalization as Hybridization // International Sociology. 1994. Vol. 9. № 2. P. 161-181.

[33] Урри Дж. Социология за пределами обществ: виды мобильности для ХХ1 столетия. М., 2012. С. 302.

[34] Там же. С. 173.

[35] Тейяр де Шарден П. Феномен человека. Вселенская месса. М., 2002. С. 295.

[36] Levy P. Collective Intelligence: Mankind’s Emerging World in Cyberspace. N.Y.: Plenum, 1997. P.105,XXV.

[37] Heylighen F., Campbell D. Selection of Organization at the Social Level: Obstacles and Facilitators of Metasystem Transitions // World Futures: The Journal of General Evolution. 1995. № 45. P. 181- 212. Heylighen F. The Global Superorganism: An Evolutionary-cybernetic Model of the Emerging Network Society // Social Evolution and History. 2007. Vol. 6. №. URL http://www.socionauki.ru/journal/articles/129541/

[38] Heylighen F. Conceptions of a Global Brain: A Historical Review // Evolution: Cosmic, Biological, and Social / Grinin L., Carneiro R., ets. ed. 2011. Volgorgad. P. 282.

[39] Atlee T. Co-intelligence, Collective Intelligence, and Conscious Evolution // Collective Intelligence: Creating a Prosperous World at Peace / M. Tovey ed. Virginia, 2008. P. 10-11.

[40] Лайтман М. Новая жизнь. М., 2012. Психология интегрального сообщества. М., 2013. Школа для взрослых. Взгляд из будущего. М.. 2012. Семья. ARI Publishers, 2014. Круглая методика. ARI Publishers,  2014.