Находясь в больнице, РАБАШ бросал меня то в огонь, то в полымя. Я то понимаю его, то нет. То ощущаю, то нет. То он велик, то мне надо бороться за его величие. В этой постоянной борьбе я и закалялся.
И вдруг осознал, что езжу к РАБАШу в больницу уже месяц, и что его вот-вот выпишут. Я ужаснулся! Что же будет со мной тогда?! Нет, это не может прекратиться!
Я не могу никому отдать эти наши ночные уроки вместе. Я не могу представить, что не буду готовить ему кофе, как он любит, по-иерусалимски, ложечку без горочки и кипяток без сахара. Что не будет этой тишины, когда мы сидим один на один, он закрывает глаза, молчит и думает, а я буквально чувствую, с Кем он говорит, и так боюсь помешать ему, боюсь шевельнуться, вздохнуть.
А когда он начинает читать своим высоким, гортанным голосом, мне хочется, чтобы это продолжалось вечно! И я ловлю себя на мысли, как же он похож на моего деда! Какой же он родной мне! Как же я не могу без него жить!
Мое сближение с ним началось именно с этой «нашей» больницы. Я пишу «нашей», «мы там лежали», — это потому, что такое ощущение и было все время. И у меня, и у него.
Все только начинается
Страхи мои были напрасны. После больницы все только началось. Начались наши совместные прогулки по парку, поездки в лес Бен-Шемен, разговоры, молчание вдвоем, — жизнь началась.
После больницы он был очень слаб. В него вкачали такое количество антибиотиков, что когда мы приезжали в лес или в парк, я старался подвезти его поближе к скамейке. Он выходил из машины, делал несколько десятков шагов и говорил: «Я ложусь». Я быстро подкладывал поролоновый матрац, и он, ослабленный, как ребенок ложился и засыпал на час-полтора.
А я стерег его сон. Курил невдалеке и читал тексты, которые дали РАБАШу на проверку. Это были статьи Бааль Сулама, они потом вошли в первый том книги «Плоды мудрости».
Когда РАБАШ вставал, я давал ему из термоса горячего чая или кофе. Мы разговаривали, но очень мало, я не хотел его утомлять. И он начинал, не торопясь, проверять тексты.
То, что написано каббалистом…
РАБАШ очень трепетно относился к каждому слову своего отца, сразу чувствовал постороннее вмешательство и любую редактуру определял мгновенно: здесь было изменено слово, здесь было вставлено предложение, а это не рука отца, он так не мог написать.
Уже тогда я увидел, какая неразрывная внутренняя связь есть между ними. И самое удивительное, что он ни разу не ошибся.
Он мне говорил, что нельзя исправлять написанное каббалистом. Даже если кажется, что это нелогично, что это грамматическая ошибка, описка, оговорка — нельзя исправлять! Мы не знаем, что правильно, а что нет.
Мы так малы, наша логика так не логична с точки зрения высшей истины, что лучше не вмешиваться, потому что любая правка будет ошибкой. Каббалист знает точно, что хотел передать. Все, что написано им, выверено и не подлежит никакому сомнению.
Таково было отношение РАБАШа к текстам его отца — Бааль Сулама.
Поэтому во всех наших изданиях, во всем, что издано мной и моими учениками, все, написанное РАБАШем и Бааль Суламом, сохранено в достоверности. Это было для нас законом.
«Сзади и спереди Ты объемлешь меня»
Я помню, как однажды в лесу Бен-Шемен мы читали статью Бааль Сулама, которая открывает книгу «Плоды мудрости», — «Сзади и спереди Ты объемлешь меня».
РАБАШ читал медленно, он был еще слаб, но я видел, как прямо у меня на глазах к нему возвращались силы.
Он выпрямлялся, глаза загорались, уже первые строчки возвращали его к жизни: «Сзади и спереди Ты объемлешь меня…» Он это чувствовал, это было его постоянной молитвой. «Ведь и вправду “царство Его над всем властвует, и все возвратится к своему корню, ибо нет места, свободного от Него”. Это жило в нем, это определяло все его действия и мысли.
У меня в машине наряду с «Шамати» всегда лежали «Псалмы» царя Давида. И когда РАБАШ брал в руки эту книгу, она сама собой открывалась на 139 псалме. На том псалме, который стал основой статьи «Сзади и спереди Ты объемлешь меня».
Молитва РАБАШа
РАБАШ почти не смотрел в эти зачитанные, затертые страницы, эту молитву царя Давида он знал наизусть. Потому что она была и его молитвой.
«Господи, Ты изучил меня и узнал. Ты знаешь, когда сяду я и встану, понимаешь мысли мои издалека. Путь мой и ночлег мой окружаешь Ты и ко всем стезям моим привык. Ибо нет еще слова на языке моем, как знаешь Ты его, Господи. Сзади и спереди Ты объемлешь меня и возложил на меня руку Твою. Куда уйду от духа Твоего и куда от Тебя убегу? Поднимусь ли в небеса — там Ты, постелю ли себе в преисподней — вот Ты! Возьму ли крылья утренней зари, поселюсь ли на краю моря, но и там рука Твоя поведет меня и держать меня будет десница Твоя. Скажу я: только тьма скроет меня, и ночь — вместо света для меня! Но и тьма не скроет меня от Тебя, и ночь, как день, светит».
нет комментариев
