«В конце концов, наши отношения испортились до такой степени, что оставалось только одно — договориться, что мы чрезвычайно уважаем друг друга». Бернард Шоу
Почему можно довести отношения до такого состояния и потом не сорваться, не разбить, не убить, а именно прийти к тому, что мы уважаем друг друга, сесть за стол?
Ну «мы уважаем друг друга» — то есть мы точно знаем, что мы не должны колоть друг друга, не должны слишком сближаться друг с другом, на расстоянии должны уважать.
Это называется, что мы поднимаемся над ненавистью?
Мы поднимаемся, мы принимаем во внимание наши отношения. И мы понимаем, что к другому мы пока прийти не можем. Но постепенно, конечно, все может…
Снова вернуться.
Да.
А что делать, чтобы это снова не вернулось? Ну вот у нас испорчены отношения, мы ненавидим друг друга. Вот тут говорится: «Надо сесть и начать уважать друг друга».
Разойтись и постепенно начинать сближаться — то, что все говорят, в общем-то. Но постепенно начинать сближаться так, чтобы четко-четко понимать, до каких границ я могу доходить, до каких границ может дойти противоположная сторона.
То есть так: я должен знать, до какой степени?
Я должен видеть, что он старается не задевать меня.
То есть уважать его?
Да. И должен показать ему, насколько я стараюсь не задевать его.
А дальше? Вот эти шажки по сближению.
А потом по сближению мы уже будем чувствовать, насколько мы можем сближаться. И это уже зависит от внутреннего такта.
Понятно. Но это необходимое движение по сближению начинается дальше.
Конечно.
И к чему это в результате приходит? Мы соединяемся во что-то или нет?
Можем соединиться так, что будет еще лучше, чем с теми, с кем у нас не было хороших отношений.
Да? То есть от такой ненависти мы можем прийти к такой близости?
Да.
А это так и происходит, что от самой большой ненависти люди приходят к самой большой близости?
Так обычно и сказано.
Да?
Да.
То есть это самый важный путь, вот такой: разойтись и начинать потихонечку-потихонечку сближаться?
Да, это очень приветствуется. И вся древняя политическая надстройка, программа, политика — она всегда велась именно в таком ключе.
А почему мы сегодня не особенно это слышим?
А у нас есть оружие. То есть все заменено. Раньше было что? У меня сабли — у тебя сабли, у меня копья — у тебя копья, кони здесь — кони там. А сегодня это все…
У кого круче.
Да, размен на количество самолетов, танков, ракет и все прочее, и поэтому договариваться не о чем.
А как прийти миру к такой мудрости, к такой житейской, простой? Вы сейчас сказали не о высшей мудрости, а о нормальной, нашей, земной. Или это все-таки высшая мудрость, вот так поступать?
У мира сегодня нет идеалов. И у мира нет уважения к кому-то. Если когда-то это было, там, Папа римский, кто-то еще, король какой-то особенный или кто-то еще, сегодня этого нет. Сегодня у меня в кармане бомба, я на всех вас плюю.
А почему так стерлись идеалы?
А потому что сила — она взамен всяких других измерений.
То есть идеалом становится, что я сильный и у меня…
Да, у меня в кармане бомба и все.
А зачем это? Мы все время говорим о высшем провидении, о высшей силе. Зачем ей вот так подводить мир к такой пустоте? Зачем?
Чтобы мы поняли, что у нас вообще на самом деле ничего нет. И на самом деле нам надо искать какие-то настоящие идеалы, чтобы по ним равняться, взвешивать и сравнивать. А пока этого не видно.
А что является идеалом на самом деле?
На самом деле идеалом является, я бы сказал, любовь.
Тогда естественный вопрос: когда вы говорите «любовь», я не раз спрашивал, что вы сейчас подразумеваете, что идеалом является любовь?
В век атома, когда мы можем все разбить и ничего не оставить, противоположно этому как раз любовь. А что ты можешь еще сделать? Ничего. Если бы мы могли друг друга поколотить, а потом помириться, это другое дело. А когда уже имеются в виду атомные…
Разборки.
Разборки, то тут может быть только противоположное ему.
А противоположное — это любовь?
Да.
А когда, допустим, устремляются к любви, вы уже можете сказать, что любовь начинает быть идеалом? Когда потихонечку начинают устремляться к ней. По-своему определяют это слово, неважно как.
Именно поэтому я считаю, что в наш век есть возможность прийти к такому состоянию, к такому сближению, которое будет называться «любовь». Потому что выхода нет. В наше время возможен мир.
Возможен мир?
Возможен мир впервые за многие тысячелетия!
Это интересное заявление!
Потому что и у меня есть всякие атомные причиндалы, и у тебя. И поэтому нам ничего не остается делать, как отложить это в сторону и попытаться сблизиться друг с другом, чтобы найти друг в друге интерес.
У вас один, простой ответ: жить по любви, да?
Да. Так, как Лонгфелло писал. Это американский поэт XVII века примерно. Так он писал: закопайте топоры… Я не помню как. Есть красивый перевод. Закопайте топоры в землю и сядьте у костра, закурите трубку мира и живите впредь как братья!
Красиво!
Да. Вот что надо.